Будем жить

"Одеяйся светом яко ризою ..." (Пс.103)

Мне очень хочется зареветь и закричать изо всех сил: «Никуда не поеду!» Но мама так тревожно смотрит на меня, что моё сердце вдруг заходится. И крик остался где-то у меня внутри. И я думаю о том, почему это случилось с мамой…  Она, такая красивая и милая, стала чем-то похожа на бабушку Валю, нашу соседку. И плечи опустились, и даже ростом стала меньше… Но ведь мама - совсем не старушка! И зачем же крутит и крутит она пальцами пуговку, которая и так вот-вот оторвётся - держится на одной нитке... И какая же она уже старенькая, эта её вязаная кофточка… У мамы совсем мало одежды. Сколько себя помню, и зимой и летом, ходит она в длинной и узкой серой юбке. Только летом меняет тёплую кофточку на тонкую в цветочек. Серая юбка маме идёт, но как же мне хочется, чтобы у мамы была бы ещё и пышная юбка в сборку, как у её подруги тёти Оли. Зато у мамы есть очень красивая шаль, мягкая и пушистая. Но она надевает её очень редко. Бережёт… Это подарок папы.
Папа пропал из нашей жизни, когда мне было три с половиной года, и с тех пор я его не видела… А я так скучаю и жду его каждый день. Мама говорила, что у него теперь новая семья, но я почему-то не верю… Как можно взять и завести другую семью, если семья уже есть? Может быть, в его сердце попал осколок кривого зеркала? И он, словно Кай, про всё забыл? А вдруг он сильно-сильно заболел и просто не хочет, чтобы мы с ним мучились? От этих мыслей хочется плакать.  Потому что очень жалко маму… Она   расстроится. А ей нельзя.
И я покорно подставляю голову, на которую мама натягивает трикотажное платьице с ярким рисунком. Но разноцветные ромбики и полосочки какие-то «взрослые», ведь это платье мама перешила мне из длинного свитера, который отдала ей тётя Оля. Вообще-то я умею одеваться сама. Но маме   нравится делать это самой, хотя я уже большая девочка… Я не возражаю – у мамы такие нежные руки. Я усаживаюсь на край скрипучего дивана, а мама становится передо мной на колени, чтобы надеть мне туфельки. Они куплены на вырост. Мама всегда экономит на одежде, считая, что лучше потратить деньги на книжки, игрушки и полезную еду. А снисходительным продавщицам говорит, что я расту не по дням, а по часам. И это правда. В этом году осенью я пойду в школу. Ой, скорей бы! Я уже умею читать по слогам и считаю до десяти, и все сказки Пушкина почти наизусть знаю. А вчера я нарисовала в альбоме соседских котиков Ричика и Мурзика, что все говорили: «Как похожи!» Я улыбаюсь, но тут же вспоминаю, что сегодня мы надолго расстанемся с мамой… А вдруг, если ещё раз хорошо-хорошо попросить её, она передумает и возьмёт меня с собой в больницу? Мама стряхивает с ресниц непрошеную слезинку и говорит, целуя меня:  
-  Шурочка, пойми: деток в твоём возрасте никто не оставляет одних. И в мою больницу тебя не пустят. Обо мне не волнуйся: тётя Оля мне поможет, ты ведь знаешь, какая она добрая. А тётя Агафья уже ждёт тебя. Я ведь рассказывала тебе, как хорошо летом в деревне…
Я вспоминаю мамины рассказы о сельской жизни и немного успокаиваюсь. Вчера, за чаем, она так славно всё описала, что мне даже захотелось ехать… Но всё равно с мамой расставаться так не хочется… И я на всякий случай шмыгаю носом и вдруг говорю:
- А тётя Агафья – она, какая? Страшная? Как Баба-яга?
Мама прячет улыбку и строго выговаривает мне:
- Нельзя говорить про людей плохо, тем более, если их не знаешь. А вот тётя Агафья хорошо тебя помнит.  Мы были у неё в гостях, когда ты была ещё совсем маленькая. И вы очень подружились. И никакая она не страшная. А очень добрая и хорошая. И зовут её все ласково - тётя Агаша. Сама она к нам приехать не сможет: хозяйство у неё большое - корова, утки, курочки, огород. Трое её детей уже давно взрослые и живут далеко. И маму свою навещают, увы, нечасто…
Я не успела подумать о том, как это печально.  Прозвучала команда:
- Выходим! Не опоздать бы на электричку. Так что не отставай.
Входная дверь громко захлопывается за нами. Я вздрагиваю: что же со мною теперь будет? Двери лифта плавно раздвигаются – мама пропускает меня вперёд, вслед проталкивает большую клетчатую сумку на колёсиках,
- Как хорошо дышится! - бодро говорит мама, когда мы выходим из подъезда.
И мы вдыхаем упоительный утренний воздух. А я вдруг чувствую её затаённую печаль. Её страх перед болезнью. Но отвечаю не менее бодро:
- И вообще всё будет хорошо.
Брошенные дети рано учатся чувствовать и понимать то, что порой стоит за бодрыми словами.
Начало июня – а в сквере у дома ещё цветёт поздняя сирень и удивляют горожан огромные соцветия-свечки невесть откуда завезённых в наш северный город каштанов. Но сегодня гулять среди этой красоты нет времени – мы с мамой спешим к метро. Надо успеть на первую электричку в Серафимовку.
В электричке душно, жарко и суетно. И так много желающих продать самые лучшие в мире часы, носки, книжки, открытки… И почти все отворачиваются от артистов, которые поют красивые песни или просто играют на аккордеоне, а некоторые делают вид, что совсем их не замечают. А мне отчего-то жаль этих чудаков – они всеми силами стараются понравиться, а в глазах у них тоска и боль. И я радуюсь, когда мама даёт мне монетку и глазами показывает, что надо отдать её очередному артисту… Хотя и немного стесняюсь.
Через некоторое время я начинаю дремать, положив голову на мамины колени. Мне уютно и хорошо. И ничуть не мешают шум, разговоры и чей-то смех… На душе спокойно. Вот так бы ехала и ехала бесконечно. Только вот все путешествия, и большие, и маленькие, когда-нибудь заканчиваются. Зато потом начинаются новые…
- Просыпайся, дочь! Приехали! - вдруг доносится, словно издалека, мамин голос.
Я поднимаю голову с её коленей и не сразу понимаю, где я. А мама уже призывно машет рукой, глядя в запылённое стекло, и говорит мне:
- Смотри, тётя Агаша уже нас ждёт.
Мы выходим на перрон. Солнце брызжет лучами во все стороны. И меня сразу охватывает восторг. Рядом настоящий лес! И совсем не дремучий, а весёлый! А с другой стороны такие интересные и разные дома: и маленькие, из брёвен, словно в сказке, и большие, за красивыми заборами… И я никогда ещё не видела столько цветущих деревьев, только в книжках. От их запаха сладко закружилась голова. А под ними ещё и разноцветные ирисы, и ещё какие-то неведомые мне цветы. Мне вдруг вспомнился домик старушки-садовницы из сказки о Снежной Королеве…
Восторг сменяется тревогой. Я вспоминаю, что у мамы всего десять минут на прощание. И электричка увезёт её обратно в город… А мама уже торопится навстречу двинувшейся к нам высокой пожилой женщине в цветастом платке. Одной рукой она катит сумку, другой – крепко сжимает мою ладошку.
- Добрый день, тётя Агафья! - чуть виновато говорит мама, остановившись и слегка подталкивая меня к ней. - Вот моя Шурка.
От пристального взгляда у меня вдруг забегали по спине мурашки. Я пытаюсь спрятаться за мамину спину, но она быстро возвращает меня на место и бережно подталкивает меня к тётушке Агафье. Руки у неё крепкие и сильные – они сразу обхватывают мои плечи. Не вырваться! И я покоряюсь.
- Не беспокойся, Наденька! - неожиданно ласково говорит тётя Агафья.  - Я позабочусь о девочке. Всё будет хорошо. Буду за тебя молиться Николаю Угоднику да святителю Луке. И ты молись! Вот принесла тебе иконку… Это святые Вера, Надежда и Любовь. Они твои небесные заступницы. Проси их помощи, чтобы укрепил Господь руки врачей.
Мама смущается:
- Да я вроде как маловерная. И молиться не умею совсем – не научена… Спасибо. Знаю, что ты не обидишь мою девочку. А мне уже пора обратно. Вы идите, идите…
Мама резко отворачивается и вытирает платком намокшие глаза. Я обнимаю маму, стараясь за эти краткие мгновения впитать каждой клеточкой своего тела как можно больше её тепла.
Тётя Агафья властно забирает меня у мамы, но не двигается с места, пока не тронулась мамина электричка. И мы вместе с нею машем руками вслед.
- Ну что, идём? – говорит тётя Агафья. – Не бойся, я только с виду страшная. Осилим два километра до нашего села?
Она берёт сумку с моими вещами и ведёт меня по серой дороге с трещинами. Маленький пристанционный посёлок вскоре остаётся позади.  Никогда не думала, что это так красиво, когда в траве много цветов. Названия многих из них я знаю: клевер, мышиный горошек, ромашки… Но больше всего на обочинах высоких, похожих на зонтики белых соцветий. От них исходит приятный сладковатый аромат, от которого чуть кружится голова. Агафья кивает в сторону зарослей:
- Глянь-ка, сколько сныти ныне наросло. Не знала про такую травушку? Так знай: сныть-трава очень полезна для здоровья. У нас, да и вообще на всей Руси, её издавна и квасили, и солили, и сушили впрок. А какие вкусные щи из свежей сныти! Ныне люди забыли про пользу сныти, за сорняк её принимают, а зря. Знаешь батюшку Серафима?
Я радуюсь, что могла ответить утвердительно. Мама недавно про него рассказывала. И картинки в книжечке показывала. Батюшка старенький, сгорбленный, а глаза такие детские-детские и ласковые, словно голубые озёра…
- Батюшка Серафим только ею, снытью, и питался, - сказала тетя Агафья, -  и радостный был всегда. Подрастёшь, я тебя научу суп из сныти варить – за две щеки уплетать будешь и радоваться. Ты у меня без дела не заскучаешь: будем и стряпать, и шить, и грядки полоть. Чего не знаешь - научу. У меня хозяйство большое. И курочки есть, и гуси, и коровушка дойная. Молочко у неё сладкое, что мёд.
Два километра – это оказалось не так уж далеко, особенно когда есть с кем поговорить. Оказалось, что тётя Агафья знает столько всего интересного… И вот мы уже идём по тенистым сельским улочкам, засыпанным мелкими камушками, и мне нравится ощущать их под ногами и даже слегка пинать те, что покрупнее. При этом я успеваю разглядывать сельские дворы, и мне уже не терпится поскорее увидеть незнакомый дом, в котором предстоит провести много дней.
- А вот и наш дом, - неожиданно говорит тётя Агафья, сворачивая на дорожку, что ведёт к зелёной калитке, возле которой красуются две невысокие берёзки. Дом с синими ставнями и резными наличниками выглядывает из-за них почти так же, как на картинке из моей самой любимой и самой толстенькой книжки со сказками. И дорожка к нему такая чудная – из дощечек, вдоль которых цветут в траве одуванчики и ещё какие-то синие и розовые мелкие цветочки. А над ними порхают белые бабочки и гудят шмели. Тётя Агафья первой поднимается на ступеньки крыльца и открывает дверь со словами:
- Вот мы и дома. И что ты застыла, Сашенька? Не бойся, заходи!
- А мама меня Шуркой зовёт. А ещё - солнышком…
- Ну и ладно. А я буду Сашенькой звать. Ты не против? Александра значит. Красивое имя, царское. Я тебе комнатку приготовила. Самую лучшую. Знаешь, почему? Там из окна нашу Серафимовскую церкву видно. Пойдём, покажу! Только сначала молочка попьём, хорошо?
В доме пахнет душистой травой и булочками. Мы проходим на кухню, моем руки – и так забавно, добывая струйку воды, поднимать ладошкой носик деревенского рукомойника…
И вот я уже уплетаю творог со сметаной, потом булочку с деревенским молоком, и вправду сладким, словно в него добавили ложечку мёда.
- Сейчас немного отдохнём, а потом пойдём за Бурёнкой, хорошо? – говорит тётя Агафья, протягивая мне в конце трапезы две ириски.
- А зачем ходить за ней? - удивляюсь я.
- Так она травку на лугу щиплет, молочко нагуливает. А ночевать её надо привести домой. А сейчас давай я покажу тебе твою комнатку. Заодно вещи твои по местам разложим.
Я радостно соглашаюсь и с тем, и с другим…
Комнатка была маленькой, но в ней было всё, что нужно: стол, шкафчик и очень милый диванчик. И даже полочка с детскими книжками.
Тётя Агафья улыбается:
- В этой комнате росла моя дочка… А сейчас глянь-ка в окно!
Около окошка пристроена табуретка, и вот я уже стою на коленках перед окном. Тётя Агафья открыла его настежь, отодвинув лёгкую занавеску.
Окно выходит на огород, за ним видна небольшая речка, а ивушки, что растут на её берегах, не закрывают церковь от глаз. Она, построенная из красного кирпича, возвышается на пригорке, и солнце так радостно освещает её золотые купола. И мне захотелось прямо сейчас, немедленно, оказаться на горбатом деревянном мостике, через который вела в храм дорога. Ещё неподалеку от храма пасутся две лошадки. Я видела лошадей только один раз, да и то в цирке… Но я знаю, что нельзя никуда ходить без спроса и часто просить то одно, то другое. И потому радуюсь тому, что вижу храм из окна. И вспоминаю о маме…
В нашем городе много церквей. Там -  совсем другая, дивная жизнь… Я до сих пор уверена - прекрасней православного храма нет на свете ничего... Я часто просила маму сводить меня в храм. Но у неё всегда находились какие-то причины, чтобы не пойти…
Помню, только один раз, осенним холодным днём, мы зашли в небольшую белокаменную церковь… Как там было радостно и тепло! Словно в иной мир попали! Всюду - чудесные лики… И так чудесно трепетали золотистыми огоньками свечи. И я не сомневалась, что в храме поют невидимые ангелы, а не люди… Мама вложила мне в ладошку тонкую коричневую свечу, и я подошла поближе к иконам. Меня привлек добрый взгляд старичка с белой бородой. Он был как живой и смотрел на меня так ласково.
- Это наш Николай Угодничек! - подсказала мне очень милая бабушка в белом платке и длинной, до пят, юбке. - Поставь ему свечку, детка. Очень он любит просьбы деток ублажать.
Я приподнялась на цыпочки и с помощью мамы дотянулась до верха подсвечника, на котором уже догорали свечи. Зажгла и поставила свою. Это сладкое воспоминание ещё долго согревало моё сердечко. Но только вот мама больше не водила меня в церковь. И каждый раз в ответ на моё вопрошание устало отвечала: «Как-нибудь потом, дочь…»
А здесь, у тёти Агафьи, храм совсем рядышком. И она мне уже сказала, что мы скоро туда пойдём, всего через один день. Будет как раз воскресенье.
Вечером идём с тётей за Бурёнкой. Впервые в жизни увидев стадо коров, вскрикиваю и закрываю лицо руками.
- Не бойся, Сашенька, коровки хорошие.
Я верю тёте, но на всякий случай перехожу по другую сторону от неё и хватаю за руку. И до самого дома опасливо выглядываю на Бурёнку, держась за юбку Агаши.
Первая моя ночь в доме тёти Агафьи. Я долго лежу с отрытыми глазами. Дверь слегка приоткрыта, и виден отблеск свечи в другой комнате, и доносится едва слышный голос тётушки Агафьи - она долго молится… Днём я успела рассмотреть иконы в её спаленке. Через сетку, что вставлена в форточку, в комнату залетает ветерок, который пахнет огородом, берёзками и цветами. И луна зачем-то глядит в моё окно. Она такая большая… И всё время слышны какие-то звуки: то собачка залает где-то далеко, то ветер что-то заденет в саду, то застрекочут какие-то жучки. Но почему-то всё равно очень тихо. Не то, что в городе.
Я вздохнула, вспомнив о маме. Стало стыдно, что сегодня почти не думала о ней. Даже немного поплакала: ей, наверное, так грустно в больнице. Но мне ведь было совсем некогда! Кормили курочек и уточек, ходили по саду и огороду… А ещё я познакомилась с кошкой, которую звали Ириской. Она и вправду такого же цвета, как «Золотой ключик». Наконец мне захотелось спать. И я уже не в первый раз думаю о том, как же всё-таки исхитриться и не пропустить ту минутку, когда ещё не спишь, но скоро уже уснёшь? Мне опять не удалось поймать это мгновение… Но помнится, что чудился или снился райский островок, где среди ярких цветов ходил до боли знакомый старичок с белой бородой, и тихо-тихо говорил: «Спи, Сашенька… Спи… Всё будет хорошо…».
Просыпаюсь и в первую минуту не понимаю, где я. Солнышко заглядывает в комнату, и я смеюсь: мне кажется, что оно зевает сквозь занавески. Потом радостно бегу к окну.  Вот она, церковь! Её золотые купола сияют, хотя на речке ещё туман. И я уверена, что Иисус Христос, Пречистая Его матушка Богородица, и ангелы тоже - ждут меня там…
Тётя Агаша уже бренчит во дворе вёдрами. И так хорошо пахнет скошенной вчера вдоль забора травой. Я босиком выбегаю в сад. Вот это счастье – пробежаться без башмачков в шёлковой траве, ещё усыпанной разноцветной росой. Я уже знаю, почему она разноцветная: в каждой капельке отражается солнышко.
- Доброе утро, тётя Агаша! - радостно кричу я и тут же вижу на садовом столике горку первой клубники. И слышу в ответ:
- И тебе, Сашенька, доброе! Какая ты умница: сама поднялась, да так рано. Давай-ка побыстрее умывайся, и завтракать будем. Дел у нас сегодня много.
Какие вкусные были оладушки! А клубнику я съела с молоком!
После завтрака началось самое интересное: Тётя Агафья достала из-под кровати большой старинный чемодан. В нём оказалось столько красивых тканей! И достала она их для того, чтобы сшить мне платье. Мы вместе выбираем ярко-оранжевую, тоненькую, даже чуточку прозрачную ткань с белыми горошинами. Мне тоже нашлась работа: шить из маленьких лоскутков обновку для куклы.
И уже незадолго до обеда я кружусь перед зеркалом в новом платье. Мне очень нравятся пышная юбка и оборки из широкого белого кружева. А вечером, после баньки, мы долго, не торопясь, пьём чай с мятой и пряниками.
- А ты креститься-то умеешь правильно? – спрашивает тетя Агафья. Не будет мне за тебя стыдно, когда в храм придём?
- Не знаю… - ответила я.
- То, что ты крещёная, я знаю, мама твоя рассказала. Будем учиться.
Я не пропустила ни одного слова тёти Агаши, когда она стала рассказывать мне о Боге, Его Пречистой Матушке и о Церкви. Это был главный урок в моей жизни…  И когда тётя Агаша целовала меня перед сном, я растроганно сказала:
- А мама говорила, что Вы немножко строгая. Но Вы такая добрая!
И услышала ответ:
- Я очень даже строгая. Но ты хорошая и послушная девочка. Так что мне незачем строжиться.
- Мама тоже говорит, что я хорошая и послушная, - вздыхаю я, - только вот иногда она сердится, если я забываю прибирать игрушки…
В ответ - утешающие слова:
- Когда научишься убирать их аккуратно, будет веселее это делать.
В этот вечер я засыпаю очень быстро. И сладко…
Как радостно идти в церковь! Да ещё и в новом, таком красивом платье! И тётя Агаша тоже принарядилась. К храму с разных сторон подходят люди. Много людей. И все здороваются с нами.
Я, благодаря вчерашней беседе, уже кое-что знаю о храме. Знаю и то, что мне нужно будет подойти к батюшке Артемию, рассказать о своих проступках и о том, что меня тревожит. И получить благословение к Причастию.
Когда мы подошли к храму, я увидела, что он уже очень старый. Кое-где даже откололись кусочки кирпича. Но он всё равно был такой красивый! А какие прекрасные цветы росли в его дворе! Когда мы вошли внутрь, моё сердечко взволновано забилось. Оно было готово вслед за песнями ангелов улететь высоко-высоко. А глаза у батюшки Артемия такие внимательные и очень добрые.
К батюшке стояла очередь, но тётя Агаша сразу подвела меня к нему. И никто не ругался, наоборот, пропускали нас и улыбались. И вдруг я останавливаюсь в нерешительности… Но батюшка манит меня рукой, и я подхожу к нему. И стало совсем не страшно.
- Как зовут тебя, чадушко? - спрашивает батюшка.
- Сашенька.
- Ага, Александрушка - значится. Сколько тебе годков-то будет?
- Скоро семь исполнится, батюшка.
- Большая уже! Расскажи, деточка, что тебя печалит и тревожит. И Господь услышит твои слова. И простит, если что не так сделала.
Я, не страшась, называю свои плохие поступки. Они и впрямь тяготили меня. Вспоминаю и то, что капризничала и не хотела сюда ехать…
- О чём Господа попросить хочешь, милая? – спрашивает батюшка. - Вижу, неспокойно твоё сердечко.
- Мама моя болеет. Операцию ей делать будут. Батюшка Артемий, попросите Боженьку, пусть мама выздоровеет поскорее… И пусть ещё мой папа вернётся к нам…
- Как их зовут, деточка?
- Надя и Коля.
- Не плачь, чадушко! Помолюсь о вас, как могу… Даст Бог, выздоровеет твоя маменька, и всё хорошо будет. И, если будет на то воля Божия, папенька твой вернётся.
Потом, довольно долго побыв в раздумье, батюшка произносит загадочные слова:
- И, может быть, вернётся даже не один. И радость у вас будет. Только не забывай молиться, деточка.
И сердце моё замирает, и очень важными кажутся не совсем ещё понятные мне слова, сказанные батюшкой в конце нашей беседы:
- Одеяйся светом яко ризою...
Я запомнила эти слова навсегда.
Отец Артемий чем-то покрывает мою голову и произносит слова молитвы. Темновато, но тепло и приятно.
И возвращаясь к тетушке Агаше, я чувствую необыкновенную радость. И дивную лёгкость…
Всю службу я стою рядом с тётушкой и стараюсь делать всё так, как она. И вот, сложив руки на груди, подхожу к Чаше… И верю Богу, верю искренне и навсегда! И знаю, всё будет хорошо! По-другому и не может быть: столько любви в глазах Спасителя, который смотрит на нас с икон...  
Через две недели после моего приезда почтальон приносит телеграмму с доброй вестью: мамина операция прошла благополучно. Мы с тётушкой на радостях идём в церковь, и батюшка Артемий служит благодарственный молебен.
А время летит незаметно. Я окрепла и загорела. К нашим соседям приехали замечательные гости - Ромка и Вася. Они постарше меня и хорошо воспитанные, как говорит тётя Агаша, и потому она спокойно отпускает меня с ними. Мы до посинения купаемся в речушке за огородом, а ещё братья научили меня кататься на взрослом велосипеде, играть в лапту и строить шалаши. А ещё после ужина мы сидим на завалинке, и я читаю вслух тётушке сказки Пушкина.  А она мне, перед сном, рассказывает о святых угодниках...  
Я люблю маленькую баньку и сад, где можно играть на расстеленном под яблонями покрывальце… Помогаю тёте кормить кур и уток, привыкла и к Бурёнке. Люблю простую, но такую вкусную деревенскую еду.  Особенно мне нравится вечерний чай с мятой и таволгой. И с пирогами. Да за разговорами… Всё у нас приготовлено с молитвой и любовью…  Молимся с тётей Агашей утром и вечером, перед едой и после, просим здоровья для мамы и благодарим Бога за всё. И не пропускаем ни одной службы в храме.  Иногда я забегаю к отцу Артемию просто так, поговорить… Чистое детское сердце легко впитывает Божию благодать, всю до капельки.
Мама приехала за мной в середине августа. И так радостно было видеть, что она стала прежней: красивой и такой молодой! А маму радует то, что я выросла, что слушалась тётю Агашу и так хорошо научилась вышивать крестиком.
Расставались с тётей Агашей со слезами. И обещали непременно приехать следующим летом. А может, даже на зимние каникулы…
И всё-таки я соскучилась по нашей маленькой квартирке. Мама тоже. И так было интересно доставать из сумки заботливо уложенные тётей Агашей между вещами, для сохранности, баночки с домашними заготовками. Потом собрались пить чай. Долго, с разговорами. Но вдруг в дверь позвонили. Мы переглядываемся и вздыхаем: этот вечер так хочется провести вдвоём…
Входит незнакомый дядя, за руку держит мальчика лет пяти. И как-то странно произносит всего три слова:
- Прости меня, Наденька…
Оглядываюсь на маму – она такая растерянная… И вдруг меня осеняет: так это папа? Но он не такой, каким представляла его я в своих мечтах. И совсем чужой! И мне вдруг захотелось, чтобы мама выгнала и его, и противного белобрысого мальчишку.
Отец тем временем говорит:
- Вот… девать его некуда… Не справляюсь.
Мама молчит. В глазах её застыли слезинки.
А он продолжает:
- Запутался я тогда… Сколько раз хотел прийти, покаяться… Но не решился. А это Сева. Его мама… Она долго болела. И вот – умерла.
Мальчик стоял, не шевелясь. И грустно смотрел на нас… Его голубые глаза вдруг напомнили мне хрупкие блюдечки из сервиза тётушки Агафьи.
Мама берёт малыша за руку и ласково говорит:
- Не бойся, Севочка. Пойдем пить чай с пряниками.
Мы остаёмся с отцом вдвоём. Я молчу, а он отводит глаза… Чувствую, что ему очень неловко. Но мне его не жаль. Злюсь…
Возвращается мама и просит меня побыть с малышом. А сама ведёт отца на кухню...   Мальчик сидит за столом, почти плачет. Слегка надкусанный пряник упал на пол… Жалко его, но мне он не нужен. Нам и без него хорошо с мамой.
Отворачиваюсь, смотрю в окно.  Небо - в серых тучах. А мне очень больно…  Но тут же вспоминаю: у Севы, кроме нас, никого нет… А он всего лишь несчастный ребенок, оставшийся без мамы… Вдруг вспомнились наставления отца Артемия: «Вот солнышко на небе – оно светит всем, и добрым, и злым… Так и Бог-Троица любит всех и всем желает спасения… И каждый из нас может стать маленькими солнышком и согреть чьё-то озябшее сердце».
Вдруг оранжевый луч, раздвинув облака, осветил комнату. И диво дивное – вокруг мальчика засиял золотистый ореол.  И во мне словно зазвучали слова батюшки Артемия: «Одеяйся светом яко ризою...»
Я поднимаю с дивана плюшевого медвежонка и протягиваю мальчику:
- Хочешь поиграть? Он – очень добрый мишка, только у него одно ухо порвалось. Ты не переживай – я его вылечу!
Сева робко берёт игрушку из моих рук, прижимает к груди и … горько, но тихо плачет. Я обнимаю мальчика и говорю сквозь слёзы:
- Не плачь! Ты ведь теперь мой братик! И мы будем жить все вместе. Папа, мама, ты и я… Хорошо будем жить, дружно!
И вдруг голос мамы:
- Будем жить! – говорит она.
На глазах у папы – слёзы. Они вошли в комнату незаметно для нас и всё слышали…
И она началась, новая жизнь. С радостями и горестями… Скоротечная, словно тающие августовские звёзды, и невообразимо бесконечная, как небесно-голубые дали…
Ссылка:  https://vk.com/photo-21506915_456240896