И всех православных христиан…

   Похоронная процессия приближалась к кладбищу. Иногда дорогу разрежет машина – сбавит ход и медленно-медленно поползет. Бабы завоют пуще, мужики обругают на чем свет стоит – одни сапожники кругом. Газель с гробом покойника прижмется к обочине, люди перед и после остановятся, водитель-сапожник заматерится, гробовщики в кузове очнутся от дремоты, и автомобиль проедет.
   Шествие занимало всю дорогу по ширине. Асфальт невечный, но без ям – покойника не тревожат. Машина проедет, а люди, прижатые к обочине, вновь выдернут себя на дорогу. А до кладбища осталось всего-ничего. Но время неимоверно растягивается, и священник в еще незаношенной рясе удлиняет его.
   А мы идем молча.
- Бабушка, а кого хоронят?
- Тише, молчи.
- Дядь Женя, кого хоронят?
- Успокойся, не тебя.
   Путь до кладбища я проделываю на плечах у дяди Жени. Отсюда мне все видно. Только не вижу, что за газелью.
    - Упокой души усопших раб твоих…
- Бабушка! Бабушка! – говорю я тихо, – А что такое упокой раптвоих?
- Все молчат и ты молчи.
   Бабушка у меня хорошая. А я плохой. Я не знаю, кого хоронят. В очередной раз.
  После кладбища в столовой суп и картошка. Я сказал, что буду есть пирог с курагой и пить компот. Каждый раз, когда мы собираемся в столовой, я ем пирог с курагой  и пью компот. Тетя Лиза сует мне платок – она всегда раздает платки. У меня их уже пять.
      Когда мы пришли домой, начал падать снег. Бабушка ушла доить корову. Я открыл холодильник и стал пить молоко из банки – дядя Женя всегда так делал. Молоко было кислое, но я его выпил: бабушка принесет новое, а это куда?

2

   Я проснулся, встал с кровати и посмотрел в окно. Дядя Женя колол дрова. Его дом напротив нашего – только перейти дорогу. Я открыл окно и прокричал:
- Дядя Женя! Дядя  Женя!
Он посмотрел на меня и выпучил глаза
- Закрой окно! Застудишься!
Я закрыл окно.
   Дядя Женя еще что-то крикнул, но я не расслышал, увидел только, как он улыбнулся. Я тоже улыбнулся.
   Бабушки дома не было. На столе, покрытая тряпкой, стояла тарелка с картошкой, много хлеба и банка молока. Я съел весь хлеб, потом помыл руки. Выпив молоко, я лег на диван и заснул.

   Я проснулся, встал с кровати и посмотрел в окно. Дядя Женя колол дрова. Бабушка сидела на диване и пряла.
- Бабушка! – бабушка улыбнулась и поцеловала меня, – Бабушка, я тоже хочу дрова колоть!
- Мешать ведь будешь.
- Не буду! Можно мне пойти?
- А ты у дяди Жени спрашивал?
- Нет еще, - я побежал на кухню и открыл окно.
- Дядя Женя! Можно мне дрова с тобой колоть?
- Закрой окно! Застудишься! Я же сказал тебе: приходи!
Бабушка закрыла окно.
- Дядя Женя разрешил!
- Ну иди, коль разрешил.
   Надев на себя все, что висело на вешалке и не забыв про шарф, я выбежал на улицу. На бегу нахлобучил на себя шапку. Валенки, только что снятые с батареи, отдавали теплом. Телогрейка и полушубок были явно велики, но мне до этого не было никакого дела. Дорога стояла пустой.
- Дядя Женя, дай я, – дядя Женя протянул мне руку, а топор нет.
- Подожди здесь.
   Дядя Женя ушел в дом. А я стал складывать дрова в поленницу. Через несколько минут он вернулся и подарил мне леденцов – барбарис и мята. Я сразу же их разул и закинул в рот.
- Димка, сбегай до магазина, вот полтинник.
- За этим?
- Понимаешь, – Дядя Женя одобрительно улыбнулся.

В магазине покупателей не было. За прилавком сидела какая-то толстая женщина. Я протянул ей полтинник.
- Мне этого.
- Какого этого?
- Ну…этого.
- Дурачок ты что ли?
- Нет. А где тетя Лиза?
- Лизавета что ли?
- Ну. Тетя Лиза.
- Чего надо-то тебе?
- Водки!
Женщина засмеялась
- Ну-к, подойди поближе.
Я побежал на улицу.

- Дядь Женя! Дядь Женя! Не продали!
- Как?
- Там другая!
- Какая другая? Водка?
- Нет! Не знаю.
- Ну и нехай с ней. Тебя бабушка звала. Иди-ка ты к ней.
- А дрова?
- Я не буду без тебя. Подожду.

3

   - …Господи, упокой душу усопшей рабы твоей Лизаветы…
   Я проснулся среди ночи. Бабушка молилась шепотом, чтобы не разбудить меня. А я лежал на кровати и слушал.
- …и всех православных христиан…
   Бабушка всегда молилась, а я нет. Под подушкой у меня лежала бумажка. А на ней была написана молитва. Я нащупал бумажку, достал, но в темноте ничего не было видно.
- …Николая, Игоря, Сергея. Вадима, Михаила, Лизаветы…
   Стало страшно.  
   А тетя Лиза все равно умерла и теперь на небе. Я это понял. И мне не захотелось смотреть утром фильмы про войну, а вечером футбол.
- …и всех православных христиан…
Я вжался лицом в подушку и стал шептать.
- И всех православных христиан. И всех православных христиан. И всех православных христиан…
   Утром я проснулся и посмотрел в окно. Дядя Женя колол дрова.

   Новая продавщица, тетя Лида, со временем привыкла ко мне. Дядя Женя в магазин ходить совсем перестал. И перестал быть веселым. Перестал улыбаться. Сначала он колол дрова каждый день, а потом и это перестал, и я неделями не видел его. Спрашивал у бабушки, куда он пропал, а бабушка лишь отвечала мне: «Не тревожь».
      Зима уже закончилась, но так и не решалась растаять. К нам стала приходить алкашка. Приходила и стучала в окно.
- Кто это? – спросил я у бабушки
- Алкашка местная. Помрут все от водки этой.
   Иногда я встречал ее на улице и смущался. А она, пьяненькая, лишь улыбалась тупой улыбкой.
- Господь с тобою. Уходи, – бабушка никогда не давала ей денег.
- Ну, что ты Зоя Борисовна! Дай хоть десяточку. Все равно в церкви оставишь. Малец, ты хоть, уговори бабусю.
- Уйди от окна. Продует, – говорила мне бабушка и закрывала окно. Случалось такое вечером. Несколько раз на неделе. Вечер завершался неминуемой программой «Время» и банкой молока. После только ночь. Фонарь на за окном раз на раз светил. Засыпать было страшно, улицы без фонарей темнели, но ночи мало-помалому светлели все более и более. Но я знал, что не умру – я собирался жить всегда и везде.

4

   Перед Пасхой две недели шли дожди – мелкие, моросящие и противные. Вечные, как и я.  Но снег и грязь вымыло начисто. Дня за три до Пасхи дороги рассушило, и тротуар, обветренный, высох и перестал говорить о себе при ходьбе. Поселок суетился меньше обыкновенного – в пасхальную ночь опять пошел дождь.
      Я сидел на завалинке под окнами и смотрел. Просто смотрел куда-нибудь на что-нибудь. Проходящие мимо дома люди здоровались со мной. Я иногда отвечал им – этим незнакомым взрослым людям. А после знакомиться было уже не с кем. Но сейчас все эти пропущенные мимо меня лица шли в церковь. Сколько я их пропустил тогда?
   Кто-то уже напился и брел по дороге навстречу редким фарам, страшно пошатываясь и бессмысленно провожая их взглядом. Еще тогда я заметил, что пьяницы редко ходят по тротуарам – почему-то всегда плетутся по обочинам.
   Бабушка закрыла ограду на замок, перекрестила дом и мы пошли в церковь.

   В церкви было многолюдно, но служба еще не началась. Мы прошли вперед.
   …Батюшка махал чем-то, и этот запах чего-то расплывался по церкви. При этом он то ли пел, то ли говорил таким громовым голосом, от которого становилось страшно. Закружилась голова. Бабушка сунула мне в руку свечку, проденутую в квадрат газетной бумаги. Слева и справа крестились, и я повторял. Но вскоре я забыл об этом и стал вертеться по сторонам, но из-за многолюдия ничего не было видно. Впереди я уже все осмотрел и не нашел там ничего интересного, кроме большого креста. Ноги поочередно затекали. Под потолком плавал дым. А потом я услышал:
- …и всех православных христиан…
      Вышли мы из церкви задолго до окончания службы. У церковной ограды стояли мужики - курили и громко смеялись.
- Христос Воскрес, Зоя Борисовна! -  встретила нас разноголосица людей с сигаретами.
- Воистину Воскрес, – ответила бабушка.

5

   За Пасхой пришла смерть. Пришла  и постучала в окно.
- Зоя Борисовна, Дима-то пойдет?
- Пускай сходит.
   Бабушка одела меня и отправила в столовую, вниз по улице, где обычно справляли поминки, дарили платки, и я ел пирог с курагой.
  Около столовой стоял и курил дядя Женя. Я удивленно посмотрел на него.
- Пойдем, Димка.
   Люди, которые были мне незнакомы, здоровались со мной. А я смущенно улыбался.
   Дядя Женя сидел слева от меня, подперев голову правой рукой и опорожняя стопку за стопкой.
- Хватит уже тебе, Женя, – сказал кто-то.
Дядя Женя только махнул рукой.
Я поел и сидел молча, уставясь в чужую тарелку.
- Это Зои Борисовны внук что ли? – донеслось до меня.
- Да кто знает, чей он.
Потом мне вручили еще один платок.
- Сам-то дорогу найдешь? – спросил дядя Женя, когда все закончилось..
- Найду.
- Ладно, пойдем.
Мы вышли из столовой.
- Слухай, Димка. Сбегай за этим.
Дядя Женя протянул мне полтинник.
   Бутылку он открыл сразу же, но пить не стал. Так и дошел до дома, держа  в одной руке мою руку, а в другой - откупоренную бутылку.
   Утром я проснулся и увидел, как дядя Женя сидит под окнами. А дрова стоят неколотые…

6

   Девятого мая дядя Женя надел брюки с лампасами, парадный китель с погонами капитана, на котором красовались медали и два ордена, начистил до блеска черные советские ботинки и отправился праздновать День Победы. Когда мы с бабушкой пришли посмотреть самодеятельный  концерт, дядя Женя был несказанно пьян. Но держался бодро.
   В живых из ветеранов Великой Отечественной не осталось ни одного. Под акациями на скамейках сидели «афганцы» и «чеченцы» – всего человек шесть – и шумно поминали тех, кто не дожил до сегодняшнего дня.
   Вечером дядю Женю приволокли домой всего в крови, с разбитым лицом и. Бабушка сразу же побежала к нему.
   Месяц он отлеживался, бабушка ходила за ним. Меня к нему не пускали. Только раз за все это время удалось увидеть его. Он лежал на кровати, время от времени харкал кровью и смотрел в потолок.
   А раннее майское солнце пекло уже вовсю, приближался огород – кое-как мы его вскопали и посадили картошку. Работать без дяди Жени было трудно, раньше он всегда помогал нам.

7

   Пришло лето. Дни установились солнечные. Редко-редко пройдет дождь, напомнит о чем и снова палит и жжет. По огороду и тротуару я бегал босиком, ходил в магазин за хлебом, за этим да еще за чем.
   Утром я просыпался и смотрел в окно. Дядя Женя колол дрова. Увидев меня, махал мне рукой и улыбался. И никуда не пропадал и все реже посылал меня в магазин. Только вот кровью харкал. Поколет-поколет дрова, а потом сидит на поленьях и плюется кровью. В больницу он не поехал, как его ни уговаривали.
   В конце улицы снесли два дома и распластали огород – приехали машины, навезли кирпичей и рабочих, поставили два вагона. Дядя Женя сказал, что это чурки коттеджи строят.
   Никто не умирал – жизнь завеселела.
   В начале июля к соседке бабе Наде приехала внучка, закончившая школу - Оля. Раньше я ее не видел. По утрам она купалась в ванне на огороде, которая стояла тут от начала лет никем нетронутая. Я из-за угла бани поглядывал за ней – все было так непривычно и непонятно. Оля вылезала из ванны, быстро заворачивалась в полотенце и бежала к дому.
   В конце концов, Оля заметила меня
- Иди сюда! – крикнула она и вылезла из ванны. Я обомлевшим взглядом из-за угла, найденный, но все еще прячась, смотрел на нагое тело. Оля засмеялась, махнула рукой, повернулась ко мне спиной и залезла обратно в ванну. Я убежал домой.
   Оля погостила две недели и уехала.
- А куда поедет Оля? – спросил я как-то у дяди Жени.
Он засмеялся.
- Замуж поедет. Куда ей еще-то.
   В день ее отъезда я проснулся рано. Бабушка спала. Я достал из-под подушки листик бумаги и неуклюже написал на нем фломастером: «Оля, я люблю тебя». Добежав до соседей, я бросил бумажку в лаз для собак и убежал. Дома прыгнул в кровать, накрылся одеялом с головой и заснул. Когда проснулся, сбегал на огород – ванна стояла перевернутой. Оля уехала.

8

   Раз в неделю мы с бабушкой ходили на озеро стираться. Раз в неделю наступил сегодня. Бабушка с мостика полоскала белье, а я его выжимал и складывал в алюминиевый таз. Сидел, свесив ноги, которые не доставали до воды и мечтал о том, что, когда вырасту, обязательно будут сидеть вот так, только ноги будут в воде.
   Я посмотрел на небо. А оно покачнулось и сдвинулось в сторону. На секунду я заметил, что мое тело стало вязким, а затылок намок. И небо - белое, белое, все такое же прямое, как и раньше.

   Я проснулся и посмотрел в окно – падали листья и дул ветер. Дядя Женя не колол дрова. Я ждал месяц, два, три, год, пять лет, десять. А на кладбище росли прочерки между цифрами, которые бессильны что-то сказать без памяти. Да священник все удлинял время.
- …и всех православных христиан…
   Все уходило, но ничего не возвращалось. Все уходили. Но никто не возвращался.
Ссылка:  https://vk.com/photo-21506915_456240927