Тьма

Воскресенье началось необычно. Зашел одноклассник Миша Маканин – Макарон. С утра Коля наметил почитать книгу, взятую вчера в библиотеке после долгого ожидания в очереди и уговоров. Других планов не было. Родители уехали в деревню навестить деда с бабулей. Велели ждать их вечером и, наверное, поздним. Коля ехать отказался, хоть погода была теплой даже для второй половины апреля, отговорился подготовкой к контрольным.
На самом деле, он любил быть один. В любое время можно парить в мечтах и фантазиях, бесконечных и неиссякаемых. А еще были книги – отличная закваска для грез.
И тут  неожиданно появилась угроза предполагаемому счастью. Макарон был одет «по-гуляльному», в резиновых сапогах, хоть асфальт уже просох. Подумалось: «А не жарко ему?».
- А я тут хожу-брожу. Ищу, куда податься. Вот, жевачки купил. Будешь? – заискивающе смотрел он с порога, - пошли, погуляем.
Коля растерялся.  Между ними не было ни вражды, ни дружбы. Но если учесть, что друзей в классе вовсе не было, то при некоторых условиях, да с натяжкой можно его расценить и как товарища.
Очень не хотелось вылезать из уютной пещерки, но отказаться – означало потерять внимание и Макарона. К тому же, он сам зашел. Коля считал его нормальным: тот не лез к нему, не обзывался, если смеялся над ним, то только за компанию, вел жизнь тихого троечника, периодически выпрашивая списать. Кандидатом «на погулять» Макарон был вполне реальным. Не избалованный общением, Коля дал себя уговорить и, одевшись, написал смс родителям на случай, если вернутся раньше его. Ключ на тесемочке, щелкнув в двери, занял свое место на шее.
На улице была красота: весенний воздух пьяняще светился, ослепляя после сумрака квартиры. В окрестных дворах для двенадцатилетних мальчишек достойного занятия не нашлось. Тогда Макарон предложил пойти к железке. Там, на окраине, конечно, интересней, и настолько же опасней. Несколько лет назад, гуляя один, Коля попался цыганятам. Его избили, а карманные деньги отобрали. Но, то давно было. Да и сейчас не в одиночку. Решили сходить.
Тропки почти просохли. Вскоре за лесополосой показались гаражи, стоящие вдоль железной дороги. Увидев насыпь, Коля нащупал в кармане мелочь – положить на рельсы, чтобы раскатать ближайшим составом.
Но из гаражного проезда неожиданно вынырнул Шпыра, один из главных его гонителей в классе. А за ним и вся их компания, человек пять.
Коля хотел дернуть Макарона, чтобы попытаться уйти по-тихому, но тот уверенно пошел здороваться. Пришлось пристроится следом. На удивление, враждебности никто не проявлял. Напротив, солидно пожав руку, спрашивали «Как дела?». А Шпыра и вовсе заявил:
- Ну что, пацаны, мы тут пороху надыбали. Айда с нами, пальнете по разочку.
Это была щедрость неслыханная. У Шпыры лучшая поджига, почти настоящий пистолет. Удивление не успело развиться, как все оказались за гаражами. Обнаружились следы прошлых стрельб: валялись пробитые жестянки и бутылочные стекла вокруг сложенных друг на друга кирпичей. Горшок, ближайший подручный Шпыры, бросился расставлять принесенные мишени – коробки и банки. А сам Шпыра достал из-за пазухи поджигу, пакетики с порохом и шариками от подшипников. Началось действо. С дула все трамбовалось  палочкой, запиралось комком ватки, прилаживались спички головками к дырочке в стволе у рукояти. Наконец стреляющий, чиркая коробком по головкам, вскидывал руку. Прицелиться нужно было быстро. Раздавался хлопок с коротким эхом, и плыло облачко дыма с вкусным запахом пороха. Стреляли по-очереди.
- Колян, давай ты! – Коля увидел протянутый Шпырой ствол, - давай, я уже зарядил.
Взяв в левую руку коробок, в правую – оружие, Коля нашел глазами головки спичек. Их было две, плотно прижатых друг у другу и к стволу резинкой и проволочкой. Потом взгляд скользнул на черную банку метрах в десяти. Обе руки протянулись в направлении цели. Так чиркать было неудобно, но загорелось сразу. Ствол расплылся и закончился банкой из-под тоника. Дома Коля часто играл в мушкетеров и пиратов, используя вместо старинного пистолета найденную на балконе ножку от табуретки. В деревне на каникулах оружие заменяли палки разных размеров и кривизны. В играх промахов почти не было, только если для интриги. Спички зафыркали пламенем и уже начали затухать, когда грохнуло. Рука немного дернулась. Сквозь дым было видно, как банка упала за кирпичи.
- О, Колян, молоток! – Все разом загалдели, кто-то хлопнул по плечу. Поджигу забрали. Стрельнули еще по разу. И снова он попал, на этот раз в коробку из-под чайника. Хвалили уже скупо.
- Пацаны, а пошли на базу! Там полазаем, там и достреляем, - закричал Шпыра с каким-то клоунским весельем и, повернувшись к Коле, добавил, - а ты нормальный кент, чего ты с нами раньше не гулял?
Тут же подлетел Горшок:
- Конечно, пошли полазаем. Я на тех выходных магния там настрогал. Такие бомбочки получились – окна повылетали!
Заброшенная воинская часть, называемая всеми базой, была местом легендарным. Она занимала несколько десятков гектар и поросла лесом. Там находили интересные вещи, и пропадали люди. Правда, найденных вещей никто не показывал, а пропавших никто не знал. Там обитали непонятные личности, там играли в пейнтбол и еще во что-то. И, конечно, рассказывали про базу множество историй, большей частью, страшных. В последнее время ходили слухи, что базу выкупили, и будет не то завод, не то склад, но пока никто туда не заявлялся.
Идти было страшно даже компанией. Но Коля, огорошенный таким доверием, кивнул. В такой ситуации по-другому было нельзя.
Вся компания перевалила через железку и гуськом растянулась по тропинке. Через два километра в зарослях тополей показались блеклые пятна кирпичных стен, бетонного забора и ржавые остовы ангаров. Попрыгав на поваленных секциях ограждения, ребята вышли на дорогу из плит, из швов между которыми проросли ивы. Дорога сходилась, расходилась и давала боковые тропки. В разрушенных ангарах ничего интересного не было. Посреди зарослей то здесь, то там виднелись маленькие будочки с проемами. Коля заглянул в одну, оказался спуск вниз, в солидный подземный ход. «Паттерн», - донеслось до него. И здесь и еще по дороге Коля смотрел на ребят и думал, что может, их нужно просто понять. Узнав их мир, каждый увидит, что среди дворов они – хорошие, добрые, дружат и выручают друг друга. И сейчас так захватывающе быть здесь всем вместе, лазать и искать приключения. А вдруг он найдет что-нибудь этакое. А может, и настоящее оружие! Вот будет сенсация! Ну, конечно, кое-кто и позавидует. Что ж, так устроен мир. Но в целом восхитятся удачей и будут брать с собой. И он, конечно, скажет, что в таких делах ему всегда везет. «И вообще», - думал он, - «не нужно требовать от них много. Если поддержать их, понять интересы, отнестись со вниманием, то и они будут отзывчивы». И тут в мысли вмешался далекий дедовский голос с хрипотцой «Интелегентские иллюзии». Дед всегда так отвечал на подобные размышления родителей. «Ну, уж так и иллюзии», - ответил мыслям Коля, - «видишь дед, я со всеми, да и все отлично». Потом в школе будут обсуждать наш поход, что нашли, да как магния настрогали, какие бомбочки получились. И скажут, что и я со всеми был, лазал, стрелял, находил что-нибудь.
С такими мыслями Коля прошел вслед за всеми в полуразрушенное здание белого кирпича. Ребята уверенно шагали по длинному коридору.
- Там, в подвале магний прямо брусками, - трещал Горшок, - я один не вытащил бы. А сейчас наберем, мама не горюй. Колян, поможешь?
- Ладно, - ответил Коля, вдохновленный общим делом.
Горшок внезапно обрадовался:
- О, мы с тобой такую бомбочку замутим, завтра после школы рванем!
В полу одного из помещений оказался открытый квадратный люк. Из черной дыры веяло сыростью и холодом. Сбоку Шпыра уже тащил кривой шест – ствол молодой березки с не полностью обрезанными сучками. Шест был осторожно спущен, его еле хватило, чтобы упереть в край проема.
- Давайте, мы держим, - голосил Шпыра, - Колян, у тебя сотовый с собой? Дай Горшку посветить, он первый полезет.
Давать так вот сразу свой телефон не хотелось. Родители принципиально против всяких электронный чудес. Сотовый  куплен простой, с фонариком. Но цель была благородная, и потерять лицо никак нельзя. Коля протянул просимое. Горшок цапнул его и сунул в карман. По-обезьяньи ловко скользнул по шесту, раздался шлепок ног. Заметались отсветы.
- Ух-ты, ништяк! Колян, давай сюда, - восторженные крики приглушенно раздавались снизу.
Коля никогда не блистал на физкультуре, даже наоборот. Подумал, что обратно вылезать будет куда сложнее. Но отступать не куда – все смотрели на него. Вцепившись одной рукой в ствол, другой опираясь на край проема, он неловко ногой нащупал сучок. Уже внизу рука сорвалась, эхо неуклюжего  топота разнеслось в темноте.
- Колян, здесь! – раздалось сбоку. Коля пошел на слабый голубоватый свет.
Но вдруг свет пропал. Мальчик попытался разглядеть в темноте Горшка. За спиной послышалась возня. Обернувшись, Коля увидал, как Горшок, держась за протянутые руки, втягивается в люк. «Наверное, забыл, что-нибудь», - подумал Коля и неуверенно пошел к шесту. Шест нырнул вверх, мелькнуло лицо Шпыры, неживое, как полено. Хлопнула крышка, в стихающем эхе растворились дробные шаги. И наступила темнота.
Мальчик решил, что ребята его проверяют. Что-то вроде посвящения, он читал про такое, смотрят, испугается или нет. Что ж, пусть испытывают. Прошло минут пять. Пытаясь делать вид, что так и должно быть, он стал звать:
- Ребята, Макарон! Где бруски-то? Давайте вытащим, да пойдем бомбочки делать.
В ответ не слышно было и шорохов. Коля стал кричать громче, с нотками отчаяния:
- Хватит уже. Не смешно. Макарон, открой люк! Горшок, верни телефон!
Но напрасно мальчик вслушивался в тишину после каждого крика. Лишь где-то капали редкие капли. Вскоре глаза стали привыкать, и показалась светлая полоска в том месте, где люк прилегал неплотно. И до нее было высоко. На ощупь обследованы стены, которые оказались бетонными, мокрыми и холодными. В одной из стен была железная дверь и перед ней решетка с колючими узелками сварки. Нашелся деревянный ящик с ручками по торцам. Коля подтащил его к люку, попробовал дотянуться с него, но бесполезно. Посидев на ящике, мальчик вдруг осознал, что они ушли насовсем. И больше не придут. Никогда. И никто не знает, что он здесь. А эти уж точно не скажут. Накатила горькая обида. А Макарон, как он мог?! Он же нормальный. А Горшок? Он же первый всегда просит списать. Это все Шпыра затеял, гад. А все – с ним. И тут пришло отчаяние.
- Помогите, - раздалось сначала неуверенно, с хрипотцой. Потом во всю силу. А потом уже слюнями, слезами и соплями, - люди, помогите!
Мальчик кричал, умолял, угрожал, пугал. И в ржавую дверь, и снизу в люк. И просто сидя на ящике. Было не просто страшно, а горько-горько обидно. Наплакавшись и накричавшись, Коля сидел на ящике и слушал тишину. Снова вспыхнула надежда, что ребята шутят. Просто пошли погулять, а выпустят на обратном пути. Возникли картины, как люк открывается, показываются любопытные физиономии ребят и озабоченная – Шпыры. Ну, он же за все это отвечает, мало ли что могло быть. Все оценивают, как Колян тут сидел. И здесь главное – не показать, что были слезы (Коля машинально вытер щеки и глаза). А потом спускают шест. Он карабкается. Здесь тоже слабый момент, наверх надо как-то залезть. Но он справляется, и ему протягивают руки. Отряхают. Шпыра хлопает по плечу «Молодец! Продержался. А вот Макарон здесь чуть в соплях не утонул». И все смеются. А на следующий день все здороваются. Горшок по старой привычке еще пытается подколоть, но Шпыра его одергивает. И тот превращает все в шутку. Тут в приятные видения пробилась дедова хрипотца: «Иллюзии сами строят, по ним живут. А потом удивляются, что в жизни ничего не понимают. Антилихенты». Папа все время возражал: «Вы же сами образованный человек, ученую степень имеете». На что дед подчеркивал: «Образованный, а не беспочвенный фантазер. Вы приписываете свои идеалы, свои устремления другим. Думаете, что все идут по одной и той же дорожке, только разное расстояние прошли. А у всех дорожки-то разные. Есть и вовсе в другую сторону. А вы не желаете таких других видеть. Оскорбить таким взглядом боитесь. Легче плавать в своих воззрениях да умозаключениях, принципы объявлять. А это блажь, юродство. Точнее, видимость юродства, настоящее то вам не доступно. Но и за эту блажь приходиться платить», - распалялся дед, - «даже такое свое нужно отстаивать. Только та интеллигенция чего-нибудь стоит, которая умеет защищаться. Захотите ли пить чашу за свои бесплодные выдумки?». «А как же гуманизм и общечеловеческие ценности?» - встревала мама. Коля знал, что гуманизм, это когда нужно ко всем с добром и со всеми считаться, а ценности – как именно считаться. «А не надо путать», - гремел дед, - «ваше отношение к людям и то, что от них ждать. Поймите же, что это разные категории, который вы всегда смешиваете». Так, за фантазиями, надеждами и спорами с собой прошло еще около часа.
И тут наверху раздался шорох. Коля подскочил. Ну, наконец-то они вернулись! Нужно встретить их с презрением к опасности. Коля оправился.  
Крышка люка поднялась, и в ярком квадрате показалось лицо – молодой человек с длинными черными волосами, и сам весь в черном, с шеи свисал какой-то амулет.
- Меня тут оставили, - сказал Коля, не зная чего ожидать. Черный ему не понравился.
- А я вижу, - не сразу и вкрадчиво ответил тот, - что делать будешь?
- Вы мне поможете? – глядя на ухмылку, спросил мальчик.
- Я? А должен? Почему из целого мира и вдруг я? Не все ли одинаковы. Я целый час слушал этот гимн разочарования в человечестве, эту волшебную музыку отчаяния. – Черный присел на корточки, Коля назвал его про себя «готом», - все предали, все сбежали. Почему ты думаешь, что я другой? Подобное тянется к подобному. А к тебе никто не спешит, да и никогда не спешил.
«Гот» бросил вниз бутылку и пакет:
- Вот тебе, как знак моего расположения. В отличие от других. Я даю хлеб и воду. Ешь, пей и думай. Я приду через час. И ты скажешь мне, почему я должен помочь.  
Люк с грохотом захлопнулся.
Коля попил воды. В пакете был лаваш и булка. Мысли крутились разные. В маньяка-извращенца верить не хотелось, но за эту версию была необычность ситуации и неопределенность. Против – ощущения от «гота», в друзья он не набивается, а хочет что-то другое. Да и уговоры с разговорами - хотел бы что, так уже сделал. Он прав в одном, в мир Коля не вписывался. В тот мир, среди которого жил. И если взглянуть «вообще», то действительно, почему Черный должен помогать, чем задолжал? А он не отказывается, только чего-то хочет за это.  Может и денег. Не похоже.  А если похоже? Точно, поделится со Шпырой. А потом? Становилось страшно. А родители? Они же с ума сойдут.
Темнота вновь рассеялась. Время прошло незаметно. На фоне белого света появилось в черных патлах лицо:
- Готов ли ты?
- А что вы хотите? – осторожно спросил Коля.
- Я хочу, чтобы мир повернулся к тебе лицом. И я тоже. Можешь даже считать, что я сейчас являюсь воплощением этого мира в отдельно взятой развалине, - Черный усмехнулся, - тут либо мир менять, либо самому меняться. Можешь меня изменить?
Коля помотал головой.
- Ну, тогда меняй себя, и мир перестанет видеть в тебе врага. Это будет первый шаг. Но он самый важный.  А потом пойдешь по тропочке. – «Гот» на миг замолчал и вдруг крикнул, - хочешь, чтоб тебя перестали бить в школе?
- Хочу, - проронил Коля.
- Ну, вот и молодец. А хочешь, чтобы я помог тебе?
- Хочу, - уже с надеждой Коля посмотрел вверх.
Незнакомец сбросил маленькую бутылку из-под колы:
- Она пустая. На первый взгляд. Но так легче.
- А что нужно делать? – Коля перевел глаза на бутылку.
- Ненавидь! – раздалось сверху, - ты будешь ненавидеть тех, кто тебя обижал, кто тебя предавал, кто видел все это и никак не помог. Сейчас ты будешь сидеть и вспоминать, кто, когда и что конкретно сделал тебе плохого, и возненавидишь их. А когда вспомнишь все, открой бутылочку и скажи в нее «Ненавижу!», а лучше крикни.
- Но зачем? Зачем мне ненавидеть? – Коля знал за собой, что совершенно не помнит зло. Даже после того, как его обидят, он готов был играть или чем-то делиться с обидчиком. Он и сам понимал, и отец говорил, что нужно давать сдачи. Но не мог. И не хотел мочь. И совсем не умел драться.
- Ты меня понял, - услышал он, - что ты должен сделать?
- Понял, но…
Черный прервал:
- Избавление придет, когда ты будешь готов. Я приду, или кто-то другой, уже не важно. Все равно освободят. Хотя правильнее сказать, выпустят.
«Гот» усмехнулся и закрыл люк.
«Как только будешь готов», - приглушенно донеслось издалека.
Коля нащупал бутылку, она оказалась очень легкой, с плотно завинченной пробкой. Поставить ее не удалось, пришлось положить рядом с ящиком. Посидев немного, мальчик стал осторожно ходить взад-вперед по разведанному пространству. «Гот» попал в точку. Ненавидеть было кого. И все они отвратительны. Ладно, от Шпыры с компанией добра ждать – очень наивно. Но вот Макарон зачем так? И другие. Они же всегда получали от него, что хотели, что же им еще надо? Представилось, как они сговариваются с «готом». Интересно, что он им наобещал? Вот, идут смотреть подвал. «Гот» составляет план, который все весело и возбужденно обсуждают, готовят шест. Шпыра распределяет роли. А Макарон, чувствую свою значимость, скороговоркой выпаливает свои соображения по обману. Как гадко все это. А раньше? В памяти поплыли, до слез впиваясь осколками, все случаи, когда пинали, вытряхивали портфель, рвали куртку, били всем классом. И увиделась целиком вся история бед и гонений. Появились оскалами насмешек знакомые лица. Вспомнилась и соседка, которая наговорила зря, что камнем в окно бросал. И отец, который называл тютей, когда он не дал сдачи слабому, но задиристому сорванцу. Стоп! Маму с папой нельзя ко всем относить. Других предостаточно.
«Правильно, а за что их любить?» - уговаривал себя Коля, - «что от них было, кроме обид? В каждую их рожу надо кулаком, и не по разу. Они все одинаково уроды».
Была ночь. Серой полоски у люка не было видно. Ощутимо похолодало. Где-то щелкало, остывая, железо ангаров. Слезы высохли. Спать не хотелось. Возникали картины мести, и мальчик не отвергал их - всем досталось.
Нога задела маленькую бутылку из-под колы. И что там? Особая злоба для «готов»? Коля открутил пробку. Как не верти, ничего в ней не оказалось, и гулко ударилась она о бетонную стену, затихнув в темноте. Нет, во тьме – в пятне без четких границ.
«И это все, что тебе нужно?» - дрогнувшим голосом пытался кричать Коля, - «так я и сам их ненавижу, без тебя.  Их и нужно ненавидеть. Не стоят они никакой доброты. Терпеть их, помогать, прощать – не стоят они никаких жертв!».
Слова гулко разносились. Тьмы уже не было видно. «Вот придет Черный и пусть выпускает», - думал он, - «ничего тут особенного нет. Я был дураком». Но пока никто не приходил. Плакать не хотелось. Возникла и нарастала, вытесняя все, какая-то безразличная пустота. Она вытеснила и голод, и фантазии, и обиду.
Вскоре полоска сверху вновь засерела. Ночь прошла. Чтобы хоть что-то делать, глотнул воды и отбросил бутылку в сторону не закрывая.
Тут издали донесся говор. Коля вслушался, сомнений не было. Голоса приближались. Но кричать ему не потребовалось. Уверенные шаги нескольких человек шуршали рядом. Люк открылся. Склонилось несколько озабоченных лиц, а за ними заплаканное – Макарона.
И была суета. Спускались люди в форме, кричали «держись», и, обняв, поднимали наверх. Сквозь пустоту доносилось «шок…негодяи…в машину». Далеким пятном в кустах мелькнул «гот», казалось, проронил: «молодец». И исчез. Навсегда. Потом была «скорая», врачи, больница, слезы мамы и хмурый папа, полиция и психолог. Все они заглядывали через пустоту, как через невидимую подушку. Пытались докричаться, но были далеко. Так могла кричать картина, особенно, если она в чехле.

***
Прошла неделя. Коля довольно быстро поправлялся, и красивая черноволосая девушка – психолог сказала ему: «Молодец». Подушка из пустоты исчезла. Прежняя жизнь возвращалась. Учебный год нужно заканчивать. Боязно снова столкнуться со Шпырой, да и с остальными, но уголовное дело обеспечило врагам непростую жизнь. К тому же, папа каждый шаг теперь держал под личным контролем.
Школа встретила настороженно. За спиной иногда шептались. Но в целом, все стало лучше: нейтрально общались, списывать вновь стали просить, но уже с благодарностью. Через пару дней учебы Коля почувствовал пропасть между собой и ребятами, но сейчас эта пропасть была как бы с  другой стороны – что-то иронично-покровительственное появилось в нем, во взгляде, в ответах, даже в молчании. Никакой злобы он не чувствовал, даже наоборот, был вежливо-снисходителен. А вот стороны класса пропали все подначки. В конце года классная руководительница попросила его написать стихи для выпускного от их класса. Стихи были зачитаны для обсуждения, их хвалили и утвердили единогласно. На последнем звонке была гордость и мысль «Так и должно быть, вы будете декламировать то, что я напишу, все вместе».
Единственное, что беспокоило – не было прежних добрых  мечтаний. Нет, остался полет фантазии, яркие картины в мельчайших подробностях, и даже еще красочней, но только он теперь не отпускал благородно пленных, а казнил, не предлагал сдаться, а добивал. И убивали его рыцари не как раньше, просто ткнув мечом, а отрубали головы и руки. И мятое искромсанное железо валялось грудами вперемешку с плотью и кровью. И пытали пираты, добывая секретные карты.
Сначала Коля гнал от себя все эти «ужасы», но зло всегда находило себе лазейку и оправдание. Потом стал привыкать: нужно переждать, отдаться кошмару, и он, насытившись, утихнет, и вновь будет спокойно. Но во зле было сладостное, терпко-острое, такое, в чем Коля боялся себе сознаться, и чему невозможно было противостоять.
Своим чередом начались каникулы. Дед с бабулей уже ждали внука «на реабилитацию». Дед сильно ругал и родителей, и школу, и полицию. А бабуля объявила, что она специалист по лечению душевных ран. И действительно, с первого дня Колю окружили заботой и вниманием. Дед сходил с ним на рыбалку, а по вечерам рассказывали интересные истории. Через пару недель отдыха стало казаться, что ничего особенного не произошло. Коля уговаривал себя: «Ну, злая шутка балбесов. Через год буду со смехом вспоминать…»

В воскресенье с утра уже стояла жара. Бабушка пошла в храм к какому-то Празднику, а Коля решил ее встретить, чтобы вместе зайти в магазин. По дороге попались несколько пьяных, разморенных солнцем мужиков. Привычно поздоровавшись, мальчик свернул на тенистую аллею. И увидел его. Мужчина стоял спиной, черная прилипшая от пота  рубаха обозначила плотные мышцы, бритый затылок покрыт бисером капелек. Коля сразу понял, почувствовал и какое-то сродство и отвращение. Мужчина повернулся, взглянул на мальчика, будто на старого знакомого. В руках темнела запотевшая бутылка с колой.
- Хочешь? – негромко спросил незнакомец, качнув в руке бутылку.
Коля замотал головой и стал пятиться по аллее в сторону храма. Затем повернулся и побежал. Незнакомец уверенными широкими шагами пошел за ним.
Пробежав несколько десятков метров, Коля забежал за ограду и у крыльца храма повернулся. Тот все также уверенно шел, пока не достиг оградки. Перед открытой калиткой из железных прутьев незнакомец встал, как вкопанный. Их отделяли несколько шагов. Из-под нависших бровей смотрели выпуклые глаза, узкие губы шевельнулись:
- Сам найдешь, и сам придешь.
Из прохладной глубины церкви вынырнули  маленькие девчушки в белых платках, засмеялись и побежали к скамейке. Коля вышел из оцепенения:
- Нет, я не приду.
Мальчик заглянул внутрь, надеясь увидеть бабулю, но народу было много и все сосредоточенно смотрели вперед.
А когда оглянулся, незнакомца уже не было. Вышла женщина и позвала девчушек: «Пойдемте ко кресту». Те расторопно проскользнули к ней. Листва тополей зашумела под слабым ветерком. Коля провел рукой по белой стене и шагнул внутрь.
Ссылка:  https://vk.com/photo-21506915_456240875