Записки недачника

Небольшой домик, он же сарай, грядки с овощами, зеленью, ягодами и цветами, дырявый шланг от насоса, пустые ржавые бочки, жужжанье, стрёкот, чириканье, шелесты и шуршанье. Мама полет клубнику, у её ног высится куча сорняков. К их корням прилипли влажные комья земли, сами сорняки беззащитно и как-то смиренно смотрят в безоблачное знойное небо. Мама – сама кара, само правосудие.
– Нужно сообщить их родным.
– Что? – правосудие недоумевает, поднимает на меня кристально голубые глаза.
– Нужно их родным сообщить об их смерти, иначе они будут числиться пропавшими без вести.
А я – само милосердие и предупредительность.
Мама смотрит на вырванную кучу, смеётся:
– На столе ведра, небольшие, иди жимолость собирай.
– А сколько её?
– Два больших куста и два маленьких.
– Есть, мэээаааам.
Чёрно-фиолетовые ягоды жимолости такой же продолговатой формы, что и её листья – и в темноте куста часто хватаешь «обманку». Собирать жимолость – это кисло, грязно и утомительно.
Ягоды очень нервные и чувствительные, чуть дотронься до ветки – и они уже падают в обмороке на землю. А муравьи их не подбирают, они лениво проползают мимо: знают, что будет ещё. Их уже навалом, этих гниющих, сдавленных ягод. Насекомые видят землю из падали и не спешат. Сейчас время и место их рая, сейчас они цари.
– Сколько здесь муравьев! Их просто куча!
– Там ещё ведро есть, – с грядок доносится тяжёлое пыхтенье и невнятное монотонное бормотание.
– Предлагаешь мне их собрать?
– Ну да.
– Мам, я про муравьев!
– А, не расслышала, – смеётся, и спустя время: – Их, наверное, можно на варенье. Или пожарить.
Зажимаю ветку, закрываю глаза. Тётя Катя ушла за молоком и булкой, вернётся минут через десять. Она нажарила нам тоненьких блинов, но есть не хочется. За десять минут можно сделать многое. Построить космическую станцию и ракету. Посмотреть «6 кадров». Устроить воображаемое наводнение и спасти зверей. Ещё раз прочитать «Мурзилку». В комнате общежития темно, мы прячемся от чего-то ну очень страшного. Сначала – бок о бок, но после я потихоньку отхожу, маленькими бесшумными шагами. Лёша не сразу замечает, светит слабым фонариком на стены и по углам, пытается найти меня. Зовёт и говорит, что это не смешно. Давлюсь в кулак, лишь бы не расколоться. Подкрадываюсь, зажимаю ему рот. Он испуганно вскрикивает мне в ладонь и дергается, а я сквозь смех: «Тише, тише, это я. Сейчас я медленно уберу руку, а ты без резких движений...» Я ослабляю пальцы, медленно отстраняю их от ветки. Некоторые ягоды доверчиво и послушно остаются в ладони, всё ещё нервно подрагивая. Но есть и такие, кто запальчиво бросается вниз в царство избалованных насекомых. Наверное, это происходит так.
Висят две жимолости рядом, и одна спрашивает:
– Что там внизу?
– Не знаю, а как хотелось бы увидеть!..
– Вчера Семён упал, и больше его не видели. А сегодня с утра слетела Ленка.
– Всегда мечтал узнать, что же там внизу…
– Семёна и Ленку жаль.
– Ах, отчего же жимолость не летает как птица!
– Ну и глупости у тебя, висим – и хорошо же.
– Не знаю, не знаю…
На куст садится воробей, жимолость со всей силы отрывается от ветки и лети-и-ит. А там темень, духота и неизвестность.
Но я подбираю даже такие. Ибо каждая жимолость должна выполнить свою сакральную миссию – желудок, компот, варенье. Особенно смешно забирать ягоды, которые приметились муравьям. Неотвратимо тянусь за жимолостью, они начинают суетиться, образовывать недовольные кучи, быстро шевелить крохотными усами. Шук-шук-шук. На самом деле они бесшумные, но мне кажется, что они могли бы передвигаться и с «шух-шух-шух».
– Как там муравьи? – мама поднимается из-за густых кустов, дует на тёмную с проседью мокрую прядь, которая лезет ей прямо в нос.
Я отбираю ягоду у бушующей («шух-шух-шух») толпы, кладу в ведёрко:
– Всё хорошо, они со мной по-брацки поделились.
Муравьи в шоке застывают, услышав такую наглую, просто неслыханную ложь.
Два маленьких куста безъягодны. Стоят грустно, косятся на набирающую сок смородину, созревающую малину, стыдливо опускают взгляд и вздыхают.
Подсаживаюсь к последнему большому кусту. И ветки медленно пустеют. Куст недовольно, громко шелестит и потрескивает. Он самый обильный на ягоды, они крупны и сладки, и…
…захожу в сарай. Он не засмоленный, сколоченный из голых золотистых досок, которые уже ссохлись. Они пропускают полосы мягкого света, разрезая меня на линии закатного горизонта. Тшшшш, тише, Звезда, размычалась тут. Сажусь на маленький табурет, этакий табуретёнок, протягиваю руки, сдавливаю, и в ведро падает жимолость, вывалившаяся из ладони. Будто барабанная дробь. Тррррррррр, тррррррррр. Удивлённо смотрю на Звезду, на руки, на ведро, снова на Звезду. Она невозмутимо разглядывает пространство перед собой, изредка шевеля ушами. Ладно, может, так и надо. Сдавливаю снова – в ведро падает ягода, сухие листья и веточки, крохотные паучки. Я надоила полведра жимолости. Звезда начала вздрагивать – её кусал слепень – и жимолость беспорядочно попадала на землю, смешиваясь с разлагающимися ягодами, в чьих внутренностях копались муравьи-хирурги, с удивительной точностью извлекая крохотные кусочки мясистого тельца.
О нет, я убила её, убила!.. Из ведра волной доносится осуждение и ужас, а с рук капает сок от раздавленных ягод.
Несусь к маме:
– Мама, мама, я...
Она смотрит на мою протянутую ладонь в красно-фиолетовых разводах.
– Мама, кажется, я...
– Дособирала?
– Ну да.
– Молодец.
Сорняки уже были утрамбованы в мешки, теперь мама заканчивала подрезать «усики» у клубники. «Усики» клубники – так и представляется плод средних лет и среднего достатка с небольшим пузиком и маленькими, ухоженными усиками. В его владении среднего размера куст и дети, тоже среднего количества, а жена, вся такая из себя средняя клубника – сверху красная, но с белым, недозревшим кончиком.
Я поражаюсь, как у мамы всё так хорошо и быстро получается. И она не устаёт. Точнее устаёт, но как-то так светло, что ли. Светлая и добрая усталость. То ли многолетний опыт, то ли ещё что…
Отношу два маленьких ведра с жимолостью в домик и вижу огромное железное ведрище со здоровенными, горящим алым ягодами клубниками. Да, эти моей «средней» воображаемой семейке не чета. Ставлю два ведёрка моих капризуль около этих великанов. Малыши лежат спокойно, даже, можно сказать, достойно, наконец-то не вздрагивают и не вырываются. Гляжу на них с умилением: ведут себя почти как взрослые!
Смотрю на часы – на даче нам торчать минимум два часа. О нет…
– Мам, что дальше?
– Иди нарви чесночных палочек. Пакеты на двери, на гвозде. Только перчатки надень, сок у них очень едкий.
Мама не остановилась на клубнике, теперь она вырывает сорняки вокруг пионов. Думаю, не будь у нас забора, она занялась бы и сорняками у соседей. И вообще во всём дачном посёлке.
– Алло, здравствуйте, это та самая компания по тому самому делу?
– Здравствуйте, та самая, по тому самому! Вам сорнячки?..
– Да! Совсем одолели, всё захватили!
– А у вас забор есть?
– Нет, конечно же, нет! Мы ознакомились с вашими условиями!
– Хорошо! А жимолость поблизости?
– Специально для вас высадили.
– Тогда мы с дочерью едем!
Мама зашла в домик.
– Ты чего?
– Эм, перчатки ищу.
– Сзади, в белом шкафу, в первом ящике. Хотя дай сама дам, а то искать будешь полжизни.
Мама достает перчатки, протягивает мне. Я торжественно отвечаю:
– Достойное занятие для половины жизни – искать.
Мама улыбается. Она так классно улыбается, и так редко, что рядом с ней я готова быть клоуном сколько угодно, лишь бы она улыбалась. Ездить на эту дачу, собирать жимолость, чесночные палочки, муравьёв, кротов – лишь бы ей помочь. Всё же преодолеть свою лень и помочь.
– Ищи хоть всю жизнь, но с Богом. И молитвой, – всё ещё улыбается, но глаза уже серьёзные.
В домике много бумажных икон, расставленных по полкам, две деревянные – Спасителя и Богородицы, повешенных на стену. Я хочу что-то ответить, но молчу, и только смотрю на них. «Хорошо» – слишком просто. «Я знаю» – как-то грубо. «Я попытаюсь, честно, я буду стараться, мама» – это правда, но я… застеснялась это произнести.
Мама снова улыбнулась:
– Иди, иди, время не ждёт.
– Есть, мээээаааам.
И взяла я пакеты да перчатки, преисполнилась мужества да храбрости. И пошла я собирать палочки чесночные, именуемые также стрелками. И клонилось светило к горизонту, горизонт встречал его ласково. И рвала я стрелки бойко, а их видимо невидимо. И хотелось бы слово молвить более, рассказать, как сраженье чудное совершилось на грядках с зеленью, где чеснок отдавать свои палочки не хотел мне, собирателю.
Но это уже другая история.
Ссылка:  https://vk.com/photo-21506915_456240904